Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Да-да, Варюшка.
- А отец Георгий к отцу твоему ходил?
- А это кто?
- Страшный дядька с бородой. Поп. Ты все его пужалась.
- Да! Страшный дядька тоже ходил.
- Ты тоже в шкафу сидела?
- Тогда-то? Нет, у двери слушала.
- И о чем они говорили?
- Он сказал, что мамочка рассказала про тракт ему в церкви, и он хочет залатать крышу. А ежели папенька и его в бумаги не впишет, то он всем скажет про тракт. Мамочка говорила, что папа строит пути... механические. А тут крыша.
Все четверо взрослых переглянулись. Как будто молча о чем-то переговорили. Варе такое не нравилось.
- Папочка сказал, что пока все едино не отправлял письма и тоже согласился. А потом он сгинул. А тот серый дядька все к мамочке ходил. Там я тоже в шкафу сидела. С мамочкой он ласково говорил, но всяко больно делал. Она так кричала. И все тоже в бардак звал - встречаться без глаз. Это как? Они их вытаскивали?
- Варя...
- Мамочка туда ходить не хотела - неудобно ей. И ему не велела. Дескать, или она, или те плохие девочки, непослушные. И ежели он ее любил, то должен был слушаться. Вот, а потом и мамочка сгинула.
- Несчастное дите, - пригорюнился доктор.
- А девочка не лжет?
- Фантазия-то у нее, конечно, бойкая. Но вы бы на всякий случай...
Гости ушли, не дослушав и не простившись.
Потрепав Варю по голове, доктор вернулся к больным, нянька, ворча, к грязным бинтам.
А сама Варя - к своим куклам на окне.
***
Отложив проект, работа над которым на диво спорилась, Миллер потянулся.
Уходя, долгий, странный и сумбурный день оставил после себя приятную усталость.
Архитектор так и не понял, с какой целью его навестил Софийский. В то, что ее вовсе не имелось, не верилось. Генерал-губернатор слыл человеком дела, и к добрососедским визитам склонности не имел.
Но что же все-таки он хотел? Не взглянуть же, и в самом деле, на неготовый проект почтовой конторы?
Бесцельно скользя глазами по кабинету, архитектор споткнулся о полку с маленькой деревянной флотилией. Казалось бы - сущая мелочь, но именно крохотные кораблики вновь подняли болезненную волну в душе.
Больше их ряды уже не пополнятся, а Миллер так и не успел докончить самый последний.
В притворенную дверь легонько стукнули носком ботинка - обыденная дань приличию. Тотчас же, не дожидаясь ответа, вошла Шурочка с подносом в руках.
- Как ты, папенька? Окончил работу? - спросила она, ставя на стол чашку чая.
- Да, на сегодня с меня довольно.
- Хочешь, я тебе почитаю?
- Спасибо, дочка. Только если тебе не в тягость. Я ведь вполне поправился, больше за мной ходить не надо.
- Нет, я с удовольствием! Сейчас только выберу книгу - и вернусь.
Поцеловав отца в щеку, Александра, прыгая, как ребенок, выскочила за дверь.
Она вновь стала такой же ласковой, как и в детстве. Ледяная стена, что встала меж ними, растаяла.
Улыбаясь, Миллер вспомнил утренний звонок.
Далекий голос сообщил, что все отгружено и отправлено в долгий путь с двумя сменами вагонов. Не пройдет и двух месяцев, как груз придет в город.
Шурочке должно понравиться.
Вряд ли она теперь когда-либо выйдет замуж... Конечно, думать так, и тем более - с затаенной радостью, отцу не пристало. Но... ведь из этого следовало, что она навсегда останется с ним.
***
Сотни тысяч цифр, просмотренные Романовым, все же сдались и открыли свои секреты. Имена того, кто помогал Вагнеру выводить деньги, щедро пожертвовав при этом на храм, и того, кто открыл и держал все веселые заведения, получая с них солидные барыши, оказались одинаковыми.
Окончив титанический труд, Романов больше не имел никаких сомнений. Первым звеном в цепочке был не Софийский. Он явно находился в доле, но запустил паровоз, увозящий казенные средства с железной дороги, другой человек.
Для абсолютной полноты картины не хватало лишь пары мазков, а именно - взгляда на отчеты полицейской управы.
- Я - господин Романов. Вы меня знаете? - сходу спросил инженер у околоточного, войдя в убогое здание.
Средневековье! Здесь не имелось не только водопровода, но и электрического освещения. Вся управа, по существу - деревянная хибара с тремя пристройками. И что это у архитектора никак не дойдут руки? Или, точнее, не дойдет. Романов усмехнулся своей недоброй шутке.
- Да, господин инженер, - кивнул бородатый околоточный.
- По личной просьбе господина Софийского я провожу ревизию финансовых смет городских учреждений, - уверенно сообщил Романов, несколько робея в душе. Заявление звучало довольно серьезно - но полицейский не просто имел право, а обязан был усомниться.
Однако этого не случилось.
- Рад бы помочь, господин Романов. Но только нет у нас ничего.
- А могу ли я взглянуть на кабинет господина полицмейстера?
- Да на что он вам? Последний казненный даже мебель, и ту всю разломал, да бумаги все порвал.
- Бумаги? - ужаснулся Романов.
- Да не тревожьтесь, то не важные бумаги. Все значимое-то господин полицмейстер в управе и вовсе не хранил, всегда к себе свозил.
- Значит, они так и лежат у него дома?
- Дома? Нет, они вовсе не там. Они у дядьки Мишая, поди.
Что же, вполне разумная компания для человека, открывавшего в доле китайские веселые дома да курильни.
- Не по правилам, - заметил Романов, стараясь сдержать возмущение.
- Так и господин полицмейстер уж не в нашем мире. Что ж теперь?
- И то верно. Ну, так подскажете, где сыскать китайца?
Околоточный объяснил дорогу. Можно сказать, показал пальцем - жил Мишай в двух шагах от управы.
Не прошло и пяти минут, как Романов стучал в дверь небогатого дома.
Открыл сам китаец. Грузный, с косой. Православия так и не принял.
Романов представился и объяснил цель визита.
Хозяин, улыбаясь, сделал приглашающий жест:
- Проходите, сейчас все сыщем.
Но не успел Романов сделать и нескольких шагов вглубь дома, как его свалила с ног резкая, острая боль в горле.
- Проклятый пес. Я все ему спускал.
Софийский прекратил раскачиваться на стуле. Он глубоко затянулся, выпустив долгую струю дыма. Пепел осыпался на китель, но генерал не заметил.